Анапа - город-пляж, город-море, город липких ладошек, солнца, мух и витаминов.
- Не потеряй ребёнка! - напутствовал папа.
- А почему я должна его терять?! – тут же вспыхивала мама.
Меня шестилетнего она везла на море.
- Держи маму за руку и не отпускай!.. А ты, не своди с него глаз!
- А почему я должна сводить?!
Папа волновался.
- Потеряешься, и тебе конец! – предостерегал он. - Уволокут цыгане, и - конец! Заберёт милиция, и - конец! Я всыплю, и - конец. Ты понял?!
Я понял: «Мне конец!».
По перрону мы шли цепью – я, сжимая мамину руку, мама, буравя взглядом мою макушку. А когда поезд, наконец, тронулся, мы, не расцепляясь, повалились на полку.
Двое суток пути я провисел на маме клещом.
- Отцепись! - молила она, отрывая мою посиневшую ладошку от своей побелевшей.
- Но папа же сказал, что мне - конец!
- Отцепись, или он тебе сейчас настанет!
Однако я не сдавался.
Наши руки, буквально срослись, и Анапа лишь предала мне цепкости. На базар и с базара, на пляж и обратно - мама шла, я волочился. На двоих у нас была одна пара рук.
Когда мама платила, я - брал сдачу. Когда ей передавали билет, я компостировал.
- Можно мне - на минутку! – просилась у меня мама в уборную.
- А вдруг ты потеряешься? - испуганно таращился я.
- Ты можешь разговаривать со мной через дверцу.
- А если потом папа всыплет?!
- Он потом, а я сейчас! На вот, держи! – вкладыва она в мою ладошку поясок от платья. - Дёрнешь - я выгляну...
И действительно, только я дёргал, она выглядывала. Дёргал - выглядывала. Дёргал...
- Прекрати дёргать или я сейчас выдерну...
«Мне конец!» - понимал я.
- Ты сводишь с меня глаз! – тормошил я маму, когда она засыпала.
- А ты меня с ума! – отзывалась она сонно. – Ну куда я уже могу деться?!
- Как куда? К цыганам!!!
И мама смотрела на меня так страшно, что я пугался.
А, меж тем, наш отдых набирал обороты. Отчего мама вскоре кренилась, а я, вялый от постоянного бдения, засыпал на ходу.
- Посмотрите, какой ужас! Слепой ребёнок! - шептались прохожие.
Для меня же Анапа разделилась надвое. Одна её половина нестерпимо резала глаза ярко жёлтым солнцем, вторая – колыхалась голубеньким горошком маминого сарафана.
От этой двойственности меня часто мутило, и однажды я всё же решился пойти на послабление.
- Ладно уж, - сказал я, - давай свой поясок! – и мама облегченно застонала.
С пояском обзор неожиданно выровнялся. К тому же у нас появились дополнительная рука. Теперь мама могла брать аж два арбуза, а я - самостоятельно бороться с мухами.
А ещё я мог строить башенки, а мама впадать в забытьё, если я не дёргал.
Словом, дистанция между нами всё нарастала... Незаметно узелок с руки перекочевал на ногу. Затем к пояску приросла верёвка. А потом я и вовсе сорвался. Увлёкся ракушками, и...
Опомнившись среди незнакомых тел, я отчаянно рванул поясок, но мамы в нём почему-то не оказалось.
- Чей ты, мальчик? – тут же набежала на меня коричневая тётя. Обгоревшая кожа свисала с неё лохмотьями.
«Цыгане!! – догадался я. – Это - конец!».
И дал стрекача, вздымая песок и топча отдыхающих.
За спиной моей грохотало: «Мать! Где его мать?!». А я всё бежал, пока меня не настигли.
Обступив, они затмили собой солнце.
- Ты потерялся?! – спросили меня "цыгане".
«Потерялся, это - конец!» – вспомнил я, и завопил:
- Не-ет! Не-ет!!
- Да он какой-то ненормальный. Его надо немедленно сдать в милицию!
«Милиция, это полный - конец!» - забился в такой истерике, что меня поволокли четверо.
- Познакомься, это Маша! – сказала тётя милиционер, протянув мне одноглазо-одноруко-безногую куклу. - Она тоже потерялась.
В единственном стеклянном глазу Маши отразился весь мой ужас.
- Да не терялся я-я-я! Не терялся!!
- А где же твоя мама?
- Она распоя-я-я-ясалась!!!
Лишь через полчаса распоясавшаяся нашлась. Шумно влетев в комнату, мама вмяла меня в себя, и долго-долго плакала.
- Только папе не говори, – шептала она, – или нам конец!
«Он неизбежен!» - понял я, и попросил мороженое.
Наши руки немедленно срослись, и моя Анапа вновь раздвоилась.
***
А на вокзале папа подхватил меня, и, закружив, начал щекотать. Мама же, не выпускавшая мою ладошку, потрусила рядом.
- Ну и как тебе понравилось море?! – счастливо улыбался отец.
- Очень понравилось, – смеялся я. - И море, и цыгане...
- Какие ещё цыгане?!
- Голые! Те, что сдали меня в милицию...
Ладошка моя заныла. Мамино лицо побелело.
- Лучше расскажи, как нам было весело! – умоляюще глянула на меня она.
- Да, нам было весело... - заморгал я. – Когда мама потерялась, было очень весело...
На сей раз в ладошке что-то хрустнуло.
«Это конец!» - понял я.