Математичка Татьяна Николаевна приехала к нам в деревню на работу в местную восьмилетнюю школу сразу после пединститута. Она была шатенкой с матовым, очень миловидным лицом, с высокой грудью, тонкой талией, очень стройными ножками. Голос у нее был мелодичный, и смеялась она с такими переливами, как будто одновременно звонили несколько колокольчиков.
Когда Татьяна Николаевна, в плотно обтягивающей все ее выпуклые места водолазке и короткой юбочке, ходила по классу между рядами парт, негромко постукивая каблучками и склоняясь то над одной тетрадкой, то над другой и проверяя, как идет ход решения заданной ею задачи, мы, пацаны, как зовороженные, провожали ее восхищенными взглядами.
Но вот на очередном уроке математики Татьяна Николаевна, посверкивая своими чудными коленочками, как обычно, поочередно обходила все парты и вскоре остановилась и около меня.
— Ну, как у нас дела? – склонившись над моей тетрадкой, пропела она своим мелодичным голоском.
— Да чё-то запутался я, Таньниколавна, — признался я.
— А ты не сдавайся! – легонько поворошила она своей теплой ладошкой мои волосы, и у меня перехватило дыхание.
Да после такого внимания ко мне я десять задач решу! А Татьяна Николаевна уже отвернулась к моему соседу напротив – Кольке Кутышеву. И также заботливо склонилась над его тетрадкой. И тут же громко взвизгнула, испуганно оглянулась и, схватившись рукой за свою округлую ягодицу, опустила глаза на мою руку. И только тут до меня дошло, что произошло.
Я сидел в глубокой задумчивости, вперив взгляд в тетрадку с упрямой задачкой, а рука моя с зажатой в ней ручкой свисала с края парты. Татьяна Николаевна, склоняясь к парте Кольки Кутышева, нечаянно наткнулась своим выпуклым местом пониже спины на зажатую меж моих пальцев ручку. А ручка та была еще не шариковая – они у нас появились всего пару лет спустя, — а перьевая, то есть оснащенная острым стальным пером.
И вот кончик этого пера, к тому же еще недавно обмакнутого в чернильницу, легко преодолев ткань юбки и трусиков, плотоядно воткнулся в нежнейшую тыльную часть нашей красавицы-учительницы, чем причинил ей боль.
Я буквально обалдел, осознав, что только что натворил (хотя виноваты тут были мы, пожалуй, оба – Татьяне Николаевне следовало обратить внимание на положением моей руки, оснащенной таким опасным инструментом, как перьевая ручка). И не нашел ничего лучшего, как, вскочив с места, в сильнейшем волнении ляпнуть во всеуслышание:
- Таньниколавна, извините, что я вам перо в это… в попу воткнул!..
Класс вместе с пострадавшей от моей неосторожности (но и от ее невнимательности) учительницей бился в конвульсиях все оставшиеся пятнадцать минут урока и еще половину перемены. Конечно же, я был прощен. А история эта, говорят, передается из уст в уста в нашей школе и до сих пор…