Я всегда была послушной ученицей, потому, что на тот момент – а это были восьмидесятые - культ учителя для меня был незыблем. Я не была занудой, но всегда тихо сидела на уроках, и все потому, что с пониманием относилась к тяжелому труду учителя, была как многие ребята моего поколения комсомолкой, стабильной хорошисткой, поэтому не терпела, если кто то относился к взрослым без уважения.
Частенько я шикала на пацанов - одноклассников, если они игнорировали поток знаний, идущий от доски, шумели, чем доводили некоторых учителей до праведного гнева, не пропускала уроков без уважительных причин и т.д. и т.п. Поэтому с явным неодобрением относилась к тем, кто срывает уроки, сбегает с них и слоняется по коридорам, заглядывая в классы. Я любила сидеть на «камчатке», как ни странно...
И вот, урок русского языка. Я на задней парте, справа в метре от меня – дверь, а в двери, в фанерке, окрашенной в зеленый цвет- небольшая дыра, оставленная каким то хулиганистым учеником.
И вот, десять минут до окончания урока… Чувствую на себе взгляд... Повернулась- ну конечно же- в отверстии виден глаз, по которому я сразу узнала Маринку… Да… Маринка, это еще та Маринка! Училась она в классе на два года младше нас, но ростом была выше меня, плечи – как у пловца, короткая стрижка, нога 45 размера, улыбка от уха до уха, глаза голубые, в голове ветер с погодой. Сплошной позитив! Она даже с мальчишками дралась весело, как будто кидала плюшевых зайчиков.
Похожа она была на парня, на такого здорового крепкого парня, и мне она напоминала молодую резвую гориллу. Когда Марина куда - то мчалась, то я семендила в сторонку. И хоть в характере у меня был уже какой –никакой стержень, но мое тщедушное тельце она без помех, весело и бездумно раздавила бы как «Камаз» ведро, и стержня бы никакого не заметила. Поэтому я старалась не попадаться под ее тело на перемене, особенно в коридоре, ведущем в школьную столовую.
Здоровья у Маринки было- хоть отбавляй, но зрение было плоховатым, поэтому ее образ завершался такими же как она, очками – большими, в коричневой оправе.
Увидев ее «застекленный» веселый голубой глаз в отверстии двери, я возмутилась про себя –ну как можно так относиться к учебе?! Я, повернув голову в сторону двери, нахмурив брови, сделав как можно строже выражение лица, несколько секунд твердо смотрела прямо в Маринкин глаз, явно давая ей понять, что комсомол ее осуждает за такое поведение. И уже представляла себе, как она, пристыженная, бежит по коридору на урок. Но… к моему великому недовольству, глаз не только не исчез, он начал мне нахально улыбаться!
«Ну наглая!», подумала я, и подключила к этому процессу еще часть моего возмущенного организма. Я с еще более свирепым лицом, махая рукой в ее сторону, гневно прошептала: «Иди отсюда, быстро на урок!». Маринкин глаз исчезал на доли секунды и снова появлялся в отверстии, и я понимала, что глаз ухахатывается. И это в то время, когда космические корабли бороздят воздушные океаны, и т.п., в то время, когда на каждой линейке учителя торжественно и душевно просили нас повышать успеваемость! А этой прогульщице плевать на все, да и на всех!
Я включилась в процесс водворения Маринки на тропу знаний так, что эти десять минут вообще не слышала учителя русского, мне было не до него. До такой степени я требовала от Маринки учиться, что самой было уже не до учебы. Я как Моська, забыв явное Маринкино физическое превосходство, прищурив глаза, шепча: «Получишь на перемене!», показала ей кулак, сначала на расстоянии, а потом, приблизив его к отверстию так, чтобы Маринка ощутила все прелести скорой и гневной расплаты в виде словесного осуждения старшего товарища, кем я себя и считала…
Так продолжалось все эти десять минут. Глаз то исчезал, то появлялся, и в этом голубом глазу я видела слезы, сверкающие через стекло, но эти слезы были явно не раскаивавшейся грешницы. Эти слезы были издевательские, от смеха.
И тут раздался звонок! Ну все, Мариночка, сейчас я тебе покажу Кузькину мать! В голове молнией промелькнула гневная тирада, которая несомненно пронзит прогульщицу с головы до самых пяток! Я схватила сумку, дверь открылась, и в класс вошла красная от смеха, вытирая слезы из под больших очков, учитель математики голубоглазая Ольга Петровна, которая, не глядя на мою застывшую с открытым ртом дебильноватую физиономию , прошла к своей коллеге...
Я не помню – как я вылетела из класса, мгновенно догадавшись кому я только что совала кулак в глаз… Да… Ольга Петровна, конечно, не догадалась, что я это делала из высоких побуждений… Я долго думала о том, КАК?! КАК можно выглядеть идиотом, когда ты действуешь по совести, по законам школы, по законам комсомола?! Оказывается, можно.