Наклали в душу

В доме стоит приятная расслабляющая прохлада, не холодно не жарко, мягко шумит большой вентилятор, окна закрыты тонкими узорными шторами сквозь которые тускло протекает солнечный свет, на градуснике красная соломинка застыла на отметке 25, любимой Лехиной температуре. Сам он в шортах и майке развалился на диване, ноги разбросал по сторонам, лежит задумчиво, ковыряет в зубах спичкой. "Конечно, если подумать так по-хозяйски, надо бы все-таки сделать вороток", неспешно текут в его голове мысли. Но вставать страшно не хочется, клонит в сон после сытного обеда. И какого обеда! Иринка, душка, непостижимо чудесно умеет готовить! (это он о жене) Это вам не трали-вали, изготовит борщ — за уши не оттянешь! Вкуснейшая штука, скажу вам. Еще только насыпает, а запах по всем комнатам разносится такой, что если им подышать полчаса, то дальше можно ничего и не есть, настолько он притягательный, насыщенный и вкусный.

И вот наступает торжественный момент: белая миска наполненная доверху волшебной амброзией, торжественно ставится на стол перед Алексеем: исходит ароматным паром блестящая от подсолнечного масла и красная от томатной приправы поверхность, а на ней выступают внавалку островки нашинкованной капусты с торчащими кое-где кусочками разваренной свинины. Леха берет кусок белого мягонького хлеба привезенного прям с пекарни с утренней выпечки, откусывает жадно и отправляет первую ложку горячего борща в рот. Невозможно передать вкус этой райской пищи! Картошечка разваренная так и тает на языке, мясцо сочное, капустка мягкая… Кажется бы ел, и ел, и ел без остановки. Через несколько минут все кончено, миска чистая. Нет, все-таки не зря мама талдычила ему с детства, что лучшая женщина, это та, которая умеет готовить. И он не упустил своего, как вернулся с армии, сразу отыскал невесту с отличием только по этому параметру, а на красоту пускай дураки клюют. Ее с лица не пить. А пить и есть хочется каждый день.

И вот после такого вкусного и сытного обеда, Леху постоянно тянет вздремнуть, причем ничего с этим он не может поделать, спать тянет просто зверски. Знающие люди рассказывали, что причиной этого явления оказывается натяжение живота, мол, по мере того как в результате наполнения желудка живот натягивается, он подтягивает кожу с лица, что приводит к закрытию верхних век. И Леха без сомнений верил такому объяснению, ежедневно, ближе к полудню, спал около часа, чтобы "пузо разгладилось и отпустило веки". Правда, когда некоторые умники робко замечали, что нижние веки тоже в таком случае оттягиваются, он нервничал и гнал их куда подальше, ибо такие противоречивые суждения приводили его в расстройство. Впрочем, не будем уходить от темы, перейдем к настоящему моменту.

"Пора вставать" настойчиво стучала мысль. Совесть требовала выполнить давно откладываемое по причине лени дело, а именно — отремонтировать колодец, точнее заменить на нем обветшалый вороток. И вот теперь рабочий час настал: жена на работе, а работала она воспитательницей в детском саду, он с утра бычкам травы дал, посмотрел новости по телику, пора бы заняться этим чертовым колодцем. Однако тело не слушалось и всячески противилось вставать с мягкого дивана, расслабилось до состояния студня, а при попытке его поднять, колбасилось как мочалка: первыми нехотя опустились ноги, потом тазобедренные части попытались принять сидячее положение, и лишь когда грудь и голова все-таки приняли устойчивое вертикальное положение, наконец, открылись глаза. Но проявлять инициативы они не желали, так и уставились тупо в стоящий напротив шкаф.

Наконец надев тапки, он вышел в сени.

Жара и духота сразу обволокли тело словно меховым одеялом, тут было существенно жарче чем в комнатах. Подхватив ящик с инструментом, Леха вышел на крыльцо и сразу матернулся. Солнце жарило нещадными июньскими лучами. Ни ветерка. В напоенной зноем траве хор кузнечиков трещит, марево вокруг палящее, аж в глазах темнеет. Некоторое время Леха тоскливо глядел на колодец: вороток так сгнил, что обечайкам держаться не на чем, да и трос перетерся у дужки ведра, вот-вот оторвется; да-а, определенно надо что-то делать. Но вот жара…

— Не-е, лучше к вечеру, там прохладнее будет, — пробурчал он, мотнув головой. Совесть, однако, не отпускала с крыльца, требовала твердых гарантий.

— Клянусь, к вечеру! — и Леха вернулся в дом.

Эх, как хорошо лежать на диване в прохладной гостиной в жаркий день! Нежным дуновением гладит вентилятор горячую кожу тела, лучик солнца просочился в щель занавески и щекочет на правом плече, глаза в истоме закрываются, закрываются…

Опушка леса. Полуденное солнце играет в светлой голубизне неба с белоснежными перинами облачков. Разнотравье вокруг раздольное: пестрым желтым ковром заполонён весь луг мохнатыми шариками клевера; в густом и высоком бархате молодого овса запутались фиолетовые цветы горошка; белыми островками колышутся под ласковым ветром зонтики тысячелистника; то там, то сям торчат синие свечки шалфея; под ногами в разлапистых листьях земляники горошинами висят на тонких стеблях еще незрелые ягоды. А Леха машет косой. С каждым взмахом ложится слева валок этой зеленой красоты: вжик, вжик, вжик… Идет он, идет, косит, косит. Запарился, подустал малость. На краю опушки, в тени деревьев, со счастливой улыбкой прилег передохнуть, раскинул руки с ногами, смотрит в небо бездонное, голубое. А оттуда, с далеких белых перин, вдруг сверкнули серебряные капли дождя, закрапали по листьям деревьев, вот уже на ноги попали, — приятно-то как! Затем перешли на грудь, застучали холодными дробинами, причем очень настойчиво…

Леха открыл глаза. На грудь что-то капало. Посмотрел на потолок, из щели между стыками досок протянулась желтая дорожка какой-то жидкости и стекала прямо ему под подбородок.

— Что за… — не вставая, он отодвинул штору. На небе виднелись редкие облачка, по-прежнему ярко светило солнце — никакого намека на дождь не замечалось. Он помусолил пальцами капающее вещество, понюхал и в следующий момент с криком: "Убью падлу!" вскочил с дивана и бросился к умывальнику, открыл кран, но тут же отмахнувшись, рванул в сени. Там взбежал мигом по стремянке на чердак, и едва только поднял голову над подстропильной обвязкой, как заметил, что слева что-то метнулось рыжее, перескочило боровок и застыло недвижно под дальним краем ската крыши на подстропильной балке, с настороженностью глядя на хозяина дома. Это оказался огромный рыжий кот с длиной шерстью и отвислым животом, готовый в любую секунду нырнуть в щель под карнизный свес.

— Чьих ты хозяев, ублюдок? Эка разожрался, сцыкун рыжий! Пошел! — Леха угрожающе махнул в сторону кота. Тот дернулся было к дыре и даже лапу правую наготове выставил, но почему-то не спешил бежать, не сводя вытаращенных глазенок с хозяина дома, стоял раздумывая, и нервно шевелил кончиком хвоста.

— Та иди ж ты! — махнул снова Леха, но кот по-прежнему настороженно наблюдал не двигаясь. Взгляд его казался необычайно выразительным "А чо тут такого? пописять что ли нельзя?"

— Ах ты сучий потрох, сейчас перелезу пинка дам! — Леха уж было занес ногу над обвязочной балкой, надеясь, что теперь-то кот шмыгнет прочь. И кот действительно глянул в сторону дыры и даже дернулся, но вдруг как-то философски повернув сначала уши, а затем и голову в сторону хозяина дома, снова уставился на него. На пушистой морде с закрученными вниз длинными белыми усами читалось явное сомнение в необходимости бежать, взгляд кота словно говорил "Что-то не верится…". Он как будто догадывался о причине по которой хозяин дома медлил с залезанием на чердак. Возле балки лежала елка, брошенная сюда после новогодних праздников, Лехе было лень волочить ее триста метров до свалки, вот он и забросил ее на чердак, планируя выбросить по весне. И теперь пройти с голыми ногами мимо сотен сухих желтых иголок представлялось неприятнейшим делом, обойти никак не удастся, слева подстропильная балка мешает. И опять же — жара. Даже лишних движений не хочется, а тут все равно впустую залезешь — рыжий пакостник мигом шмыгнет в дыру, и поминай его как звали. А чего ж тогда лезть?

— Ну гад, держись! — прошипел Леха и начал суматошно искать под рукой чего-нибудь, что долетит до кота. Поблизости лежала грелка.

— Видишь эту штуку? — потряс он резиновой емкостью, — сейчас она смачно приляжет к твоей сцыкливой жопене — и Леха замахнулся. Однако кот даже не двинулся, на его мордочке читалось: "Ну, это как сказать… еще попасть надо…"

— Клянусь, попаду! Не веришь?

"Мож попадешь, мож и не попадешь…" говорил взгляд кота, он даже успокоившись поставил изготовленную лапу на место.

Бросать грелку Лехе ой как не хотелось. Дело в том, что за спиной кота в обрешетовке торчали кое-где острия гвоздей, не загнутых после кровли крыши и теперь бросить грелку без риска ее повредить представлялось делом сомнительным. Хоть вроде и не было нужды в этом специфическом изделии, давно прошли те времена, когда его мать, работая в местном колхозе, тырила с фермы молоко в ней, все же для каких-то нужд она бы пригодилась, может быть. Жалко, новая почти.

— Ты смотри, он еще торгуется! — взревел Леха гневно, и швырнул-таки грелку в кота. Но по закону подлости, она даже не задела того, кот рванул под свес — и был таков.

Леха влез на чердак, поднял грелку и досадливо сморщился: с ее боку торчал вырванный кусок резины. Поглядел под свес: не сидит ли внизу рыжая бестия? Везде, куда охватывал взор вдоль фундамента, кота не виделось, но то что увиделось, шокировало его больше чем инцидент с котом, который сразу как-то отошел на задний план. Внизу, как раз напротив дыры куда прыгнул кот, лежала куча говна. И не простого говна.

— Ох, ё-ё!

Опрометью Леха слетел с чердака и, обежав дом, вскоре стоял возле удивительного зрелища.

— Ты смотри и тут ублюдку повезло, — расстроился он, рассматривая предположительную траекторию спрыгнувшего кота, тот непременно должен был влипнуть в кучу, но никаких вмятин на ней не было. Как же он умудрился увернуться?!

Куча представляла собой невиданное доселе чудо природы: аккуратно накрученная конусная пирамидка диаметром у основания около двадцати сантиметров и высотой примерно такой же, состоящая из двух с половиной оборотов (Леха даже склонился и посчитал круги) "колбасы", толщиной превосходящей сервелат, и, как апофеоз чудовищного чревоугодия, верхушку конструкции венчала маковка в форме церковного купола.

Первая мысль которая пришла ему в голову: это работа слона. Однако она была сразу отвергнута по причине отсутствия таковых в России; коровы тоже не подходили, у них фекалии выглядят по-другому. Может кот?.. Чушь! Поглядел по сторонам: с огорода калитка закрыта, а вот с улицы, между углом дома и забором зияла прореха, забор от старости покосился и вероятно кто-то проник ночью, чтобы справить нужду. Стало обидно как-то. Вот так взяли и без всякого уважения насрали в чужом дворе. Эх, поймать бы да заставить вынести в руках свое добро!

Здесь надо уточнить что за его домом находился не его двор, а покойной матери, правда, он давно снес старую хатенку где родился, а сам с женой жил теперь в доме купленном у соседа. Родительское место заросло разнотравьем и единственно, что тут осталось — это ветхий забор по периметру; Леха нечасто сюда заходил, разве когда требовалось выкосить наросший бурьян. Далее по ряду жил сосед Герасим, хозяйственный и болтливый мужичонка с многочисленным семейством и веселой толстушкой женой. В этот момент из шорт послышалась мелодия мобильника.

— Да, слушаю, — приложил его к уху Леха, — Ир, это ты? Что-то ты сегодня раньше с работы… А-а, понятно, понятно. Подойди сюда, я за домом, тут такая история, ты не поверишь. Началось с того, что чей-то кот чуть не насцал мне в рот… Да! Затем еще хуже — наклали кучу говна… Нет, не в рот. Но близко. Подойди сама глянь.

Появилась Иринка, деваха лет двадцати двух, кареглазая, с длинными русалочьими волосами и пышной грудью. Увидев экскременты, сморщила такую мину, какую Леха не видел никогда у нее за четыре года совместной жизни.

— Какая гадость! Кто это сделал?

— Хотел бы я знать.

— Сейчас же закопай. Блин, меня аж мутит, — она отвернулась с отвращением.

— Тебя ничего не удивляет в этом кренделе? Глянь на высоту пирамиды. Такое невозможно просто так сделать, ему б заткнуло отверстие до того как он бы закончил опорожнение, здесь без подставки не обошлось.

— Ты полагаешь он с табуреткой приходил?

— Ну… мог кирпичи подставить.

— Или может это была женщина на высоких каблуках, — глянула на него Иринка.

— Точно. Как я сразу не догадался, — схватился за голову осенённый этой мыслю Леха, ни капли не подозревая жену в стёбе.

— Это уже слишком. Мы обсуждаем подробности высера. Какой бред! Закопай немедленно!

— Подожди, это же уникальный экземпляр. Если его снять на видео и выставить на "ютуб", знаешь сколько просмотров будет? Миллионы. Мы станем знаменитыми, дойдет до газет, а там и по телевизору покажут.

— Ты сдурел! Знаешь что подумают про того кто снял этот ролик? Что он не лучше того что он снял.

— Хочешь сказать, что я похож на г…?

— Ничего я не хочу сказать, просто… — перебила жена и в это время сзади послышалось:

— Что там у вас?

Леха обернулся с натянутой улыбкой. Из-за соседского забора торчала голова Герасима.

— Привет, Герка. Да крыса дохлая, — автоматически нашелся Леха, не забыв при этом заслонить ногами омерзительную находку.

— У меня тоже этих тварей хватает. Захожу к себе в свинарник вечером, представляешь, сидит в кормушке, большая такая, совершенно не обращает на меня внимания, жрет остатки корма.

— Да-а, они такие, — протянул Леха, не зная, что дальше сказать.

— Знаешь Миколу Ткачука?

— Ну.

— В том году он что отчебучил: поймал крысу, привязал ей к хвосту паклю и поджег. Крыса дала деру в огород. Он гогочет, усирается со смеху, глядя как она бегает горящей стрелой по огороду. А она вдруг возьми да побежала к копне сена, — Герасим захохотал, — у Миколы харя мигом перекосилась, — он замолчал на секунду и посерьезнел, — Пока пожарная приехала от копны ничего не осталось.

Видя, что соседи как-то не очень смешным посчитали его рассказ, так… стоят умильно улыбаются, иногда переглядываясь, заподозрил неладное.

— А покажите ее, — потянул он голову в разные стороны, пытаясь разглядеть что там у них под ногами.

— Она сгнила… мухами обсижена… — как бы без интереса ответил Леха.

— А-а, — протянул сосед и его голова с некоторым сомнением опустилась за забор.

Супруги синхронно развернулись, Иринка зашептала:

— Принесу лопату, немедленно закопай. Этот мазурик смотрит в щель в заборе, увидит её — указала она на кучу, — размажет сплетнями по всему селу.

Закопавши уникальный результат человеческого обжорства, оба двинулись к сараю, лопату поставить.

— Какой же дрищ сделал такое? Там кот — здесь человек. Хамьё, — Леха остановился с обидой апеллируя жене, — Это ж надо неделю терпеть не сравши, копить зло, чтоб потом прийти и выложить накопленное нам в душу.

— Прекрати обсуждать гадость эту.

— Что там врачи сказали насчет Леночки? — спросил он по поводу приболевшей дочки, выходя из сарая.

— Миалгия у нее, осложнение после ОРВИ. Массаж и сухое тепло на спинку и грудь. Массаж я ей сделаю, а где грелку взять?

Леха остановился в полном расстройстве.

— Ну, надо же! сто лет не нужна была…

— Что? — обернулась Иринка.

— Ни… ничего, — махнул он, — Говорю, сто лет можно прожить и не увидеть такого говнища, которое со мной сегодня произошло. Но бывает же такое.

Ему не хотелось огорчать любимую женушку еще одной неприятностью, уж лучше завтра сходить в аптеку за новой грелкой.